Мои высокохудожественные тексты, опубликованные, и не очень. Ни одним не горжусь, ни за один не стыдно.
Я не тороплюсь, хотя и знаю, что опоздал. Я опаздываю последние лет семьсот, ежегодно, неизменно. Раньше относился к своим обязанностям ответственнее, но уже полторы тысячи лет, а то и больше, мне понятно, что нас здесь осталось только двое. Ему, моему бессменному напарнику, наплевать, а кому ещё меня пожурить за разгильдяйство? Некому.
Каждый раз, выходя на охоту, я чувствую себя неловко. Нет, не из-за охоты самой по себе (куда ж я без неё!), а из-за ритуала, которым она начинается. И ладно, если бы ритуал кто-то мне подсунул, так нет же: сам себе навязал и мучаюсь теперь.
— Понимаешь, мамуля, — сказал я.
Почему я так её назвал? Когда я в последний раз называл её так? Называл ли когда-нибудь? Может, это была маленькая месть за «сынка»? Я не знаю.
Сегодня Школяр проснулся сильно раньше положенного, без всяких будильников и тычков Дымокура. Первый выход в маршрут — это вам не шутки, он ждал почти три недели. Их забросили в поле четвёртого июня, кругом лежал снег, о маршрутах речи не могло и быть. Работали в лагере, по хозяйству. Обустраивались, в сотый раз проверяли оборудование, лотки и молотки, готовились к длительному походу на север. Всё это было здорово и интересно, но пятнадцатилетнему Школяру не терпелось прикоснуться к настоящей геологии, с отстукиванием образцов, промыванием песка, встречами с медведями и всем прочим, о чём без устали рассказывается у костра.
Мне очень спокойно. Я понял, что только что вышел из игры. Мне очень спокойно и даже радостно. Потому что только так в этой игре можно выиграть.
Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей.
КНИГА БЫТИЕ 2:19
День был в разгаре, когда Глеб утомился жить в рабочем ритме. В 16:23:47 он хорошо знал, зачем отчёт, презентация, мотивация и даже лента новостей на мониторе. А в 16:23:48 он позабыл смысл этих слов. Глеб откинулся на спинку кресла, вслушался в себя и понял, что это навсегда. Тогда он написал …
— Доброе утро, дорогой Сергей Витальевич! — вне себя, весь мокрый от липкого ужаса булькает горлом Серёга. — Каково изволили почивать? Не обосрались ли, часом?
В каждой деревне есть свой дурачок, и наша — не хуже других. Наш Илюха невысок, да плотно сбит. Голова коротко стриженная, в кружок, как каторжная. Глядит всегда исподлобья, хмуро. Однако при его жизни по-другому смотреть и не станешь. Слаще пареной репы в жизни не видал ничего. От детей ему сильно …
Солнышко теперь моё. Можно взять. Отнесу покажу маме. Скажу не устала теперь. Мама будет рада. Иди сюда солнышко. Не кусай. Не надо. Зачем??? Солнышко! Больно!
