Я не тороплюсь, хотя и знаю, что опоздал. Я опаздываю последние лет семьсот, ежегодно, неизменно. Раньше относился к своим обязанностям ответственнее, но уже полторы тысячи лет, а то и больше, мне понятно, что нас здесь осталось только двое. Ему, моему бессменному напарнику, наплевать, а кому ещё меня пожурить за разгильдяйство? Некому.
Каждый раз, выходя на охоту, я чувствую себя неловко. Нет, не из-за охоты самой по себе (куда ж я без неё!), а из-за ритуала, которым она начинается. И ладно, если бы ритуал кто-то мне подсунул, так нет же: сам себе навязал и мучаюсь теперь.
День был в разгаре, когда Глеб утомился жить в рабочем ритме. В 16:23:47 он хорошо знал, зачем отчёт, презентация, мотивация и даже лента новостей на мониторе. А в 16:23:48 он позабыл смысл этих слов. Глеб откинулся на спинку кресла, вслушался в себя и понял, что это навсегда. Тогда он написал …
Однажды утром, придя в сознание после спокойного небытия, Григорий Замзин обнаружил, что понимает мир. Весь. Целиком. Никаких тайн об устройстве Вселенной для него не осталось. Он не знал ответа на один-единственный, совершенно не существенный вопрос: «Что со мной случилось?» — подумал Григорий. Подумал, впрочем, почти без интереса и даже без тени волнения.
Слишком много страха для такого крошечного клочка земли. Надо бы всем собравшимся прекратить бояться. Успокоиться. Да Бог с ними, со всеми. Только бы мой Ричи перестал так унизительно дрожать. Уши свои доберманьи прижал чуть не к самым лопаткам. Скукожился весь, спину в дугу гнёт. Был бы хвост — между ног …
Глеб потуже затянул петлю на шее Марты и столкнул ее с обрыва. Но гиря получилась – так себе. Да, внутренности часового механизма ожили. Затрещало и завздыхало проржавевшее чрево. Но Марта конвульсивно подергивалась, стрелки двигались неровно, толчками. Кое-как часовая достигла отметки 12 и замерла в ожидании. Чуть позже, мучительно неуверенно с ней слилась минутная. Полдень. Распахнулось чердачное окошко ходиков, оттуда выскочила непричёсанная мама и хрипло пробормотала…
